Ключи счастья. Том 1 - Страница 74

— Воды… Аня… Капли… в буфете… Скорей!.. Скорей!..

Анна Сергеевна поднимает с полу бумагу и прячет в карман. Ах, недаром она так боится телеграмм и звонков!

В столовой она быстро читает безграмотно отпечатанные и наклеенные буквы. И глаза ее останавливаются.

Припадок стихает. Маня лежит головой на груди брата. Он обнял обнимал когда-то в детстве, готовый защитить ее от людей и жизни, этой страшной мачехи-жизни. Он целует ее в лоб. Страстно целует ее мокрые ресницы, в могучей, неистребимой потребности любить и ласкать.

— Петя! Милый… Как я счастлива! Боже, как я счастлива! Теперь я могу жить… Теперь я опять буду смеяться, плясать… Я думала, все кончено, Петя! О, поцелуй меня! Мне так нужна ласка! Я так озябла без ласки и любви…

— Сокровище мое! — бормочет он и гладит ее голову дрожащими руками. — Напугала же ты нас… От кого телеграмма?

— Да… Где она? Ах! Ее тут нету… Петя, погляди под постелью… Я уронила ее… Вон там, на одеяле…

— Вы телеграмму ищете? — сдавленно спрашивает Анна Сергеевна, показываясь на пороге. — Вот она…

Маня хватает бумагу с сияющими глазами и целует ее, как талисман.

Петр Сергеевич медленно встает.

— От кого эта телеграмма, Маня?

— Ах! Потом… Потом… Оставьте меня!.. Я оденусь… Я выйду… Я вам все расскажу…

Он выходит из комнаты, прямой и белый. Сестра, как тень, идет за ним.

У стола он оглядывается и пристально смотрит на Анну Сергеевну. Его губы шевелятся. Но без звука.

— Да… — говорит она тихо.

Он, как сноп, опускается на стул. Глаза его тупо глядят в одну точку.

Маня была у фрау Кеслер. Она говорила ей о своей радости. Ее удивила и огорчила холодность, с какой дома встретили эту весть. Со стороны Ани чуть ли не враждебно. Ревнуют они, что ли? На что же они, однако, рассчитывали? На жизнь втроем? Несчастные!

— Куда же ты? Посиди, Маня!

— Нет… Нет… Простите, фрау Кеслер. Я должна бежать. Я не могу усидеть в комнате.

Очень оригинально встречает эту весть Соня. Не верит. Требует телеграмму. И долго, пытливо разбирает ее, точно ищет между строк. Она не поздравляет Маню.

— Ты не рада за меня? — грустно спрашивает Маня.

— Ах! Что ты говоришь такое! Конечно, рада… Ведь ты… не одна на свете…

«Как она любит Марка! Как она его странно любит! — думает Маня. — Как может она желать ему счастья со мной?»

Дома она садится писать Нелидову. Но бросает перо. И мечтательно глядит в окна.

У Анны Сергеевны заплаканные глаза. Маня ловит на себе ее странный, беглый, неискренний взгляд.

«Бедная Аня… Может быть, зависть? Ах, это так понятно!..»

Она подходит и целует сестру. Та всхлипывает, вырывается и убегает.

Тяжело вздохнув, Маня бочком присаживается на табурет перед роялем и берет аккорды одной рукой.

— Тише… Тише!.. Нельзя играть… Анна Сергеевна показывается в дверях.

— Почему нельзя? Разве мама спит?

— Нет… но… ей нынче хуже. Она очень беспокойна. Музыка ее раздражает.

Глаза Мани меркнут разом. Углы рта опускаются.

Как она могла об этом забыть?

Сумерки падают. Она сидит у окна, задумавшись. Глядит в небо, полное снежных туч.

На противоположном тротуаре стоит Штейнбах. Он пристально смотрит на Маню.

Она вдруг замечает его. Она откидывается в глубь комнаты с бьющимся сердцем.

«Наглец! — шепчет она и топает ногой. — Что если Аня или Петя заметят его?»

Она идет к себе, садится за книгу. Через минуту встает, сгорая от любопытства и тревоги. Напевая, возвращается она в столовую и останавливается. Анна Сергеевна стоит у окна.

— Куда ты глядишь? — невинным тоном спрашивает Маня и обнимает талию сестры.

Так и есть!.. Высокая фигура все еще неподвижно чернеет у дома, через улицу.

— Да вот гляжу на этого нахала… Что ему нужно?

— Что такое, Аня?

— Видишь? Стоит… Это Бог знает что!

Маня звонко хохочет. Все внутри у нее дрожит мелкой дрожью.

— И давно стоит?

— Да минут с десять. И уже не в первый раз.

— Неужели? — неосторожно срывается у Мани.

Она чувствует, как загорелись ее уши.

— Мне кажется, что я и вчера его видела. Да не обратила внимания. А нынче это уже в третий раз. Подойдет и смотрит…

— Не живет ли кто-нибудь наверху? Анна Сергеевна пожимает плечами.

— Наверху? Ну, конечно, живут. Офицерша-Маня крепко целует сестру.

— Ах, Анечка! Ну что же ты так сердишься на бедную офицершу? Пусть ее флиртует!

— Какое скверное слово! Кто тебя этому выучил? Маня как-то странно смеется.

— Я прогуляюсь до обеда… Пойду навстречу Пете.

— Уходит! Слава Богу! — ворчит Анна Сергеевна. — Вот нахал!

Маня, совсем одетая, берет скомканную телеграмму, прячет ее в карман и выходит из дома.

Штейнбах идет по другой стороне улицы, немного впереди. Он постепенно замедляет шаг и оглядывается.

Маня быстро проходит мимо него, почти пробегает. Голова ее низко опущена. Щеки пылают. Глубоко засунув руки в карманы своего пальто, она бежит, не глядя…

Штейнбах видит ее издали и меняется в лице.

Не останавливаясь и не кланяясь ей, он только прибавляет шагу. И так они идут порознь, по разным тротуарам, пока не кончается переулок.

У бульвара он ее догоняет. Она останавливается. Она задыхается, приложив руку к груди. Он почтительно склонился перед нею, приподняв шляпу.

— Это возмутительно! — говорит она и топает ногой. — Как вы смеете меня преследовать?

Он стоит молча, с обнаженной головой. Оба бледны.

— Вашему нахальству нет имени. Моя сестра вас заметила. Недостает, чтобы и брат тоже. Чего вы Сбиваетесь? И кто дал вам право?