Помните одно: Нельзя остановиться! Не надо глядеть назад!
Привет вам, новые женщины!
Вам, дерзнувшие!
Вам, свергнувшие иго любви!..»
...От М. Штейнбаха Соне Горленко
Декабрь. Вена
Мы приехали нынче, а завтра уже выезжаем в Венецию. Сыро. Идет дождь со снегом. Мы топим печи.
Я устал, Соня. Вы помните, как я рвался в путь? Я вложил в эту поездку так много уповании и расчетов! Я верил в новую Маню, вопреки всему, что говорили доктора.
Поезд в семь часов переезжает через узкий мостик. Он отделяет Россию от Австрии. Низкие холми, небольшой ручеек. Несколько оборотов колеса, и Россия осталась позади. Иная жизнь неслась нам навстречу. Хуже ли, лучше ли? Но иная.
— Маня, оглянись! — сказал я. — Ты долго не увидишь России.
Вы удивляетесь, отчего я так устал? В моей душе слишком мал запас жизненной энергии. А она здесь вся уходит на пререкания из-за мелочей. Хочу взять train de luxe , чтобы скорее быть на юге. Но фрау Кеслер заявляет: «Это нам с Маней не по средствам. Петр Сергеевич дает нам определенную сумму. Мы не можем выйти из бюджета».
Она берет путеводитель и выбирает поезд самый утомительный. Но зато дешевый.
И я покоряюсь. Я не решаюсь настаивать и доказывать, что четырнадцать часов дороги вредны для больной. Пусть! Сохранить пятьдесят марок — задача более достойная.
Ах, этот страх людей перед деньгами!
Но я нагнал на вас скуку. Простите.
Три часа. Мне не спится.
У меня нет ключа к душе Мани.
Когда я смотрю в ее глаза теперь, ревнивый мрак, подавляющий и жуткий, глядит мне навстречу. И я не вижу в нем пути к ее сердцу.
Она сейчас чужая и мне и вам. Кого любит она? Не знаю. Страдает ли? Тоже не знаю. Возможно, что она даже не ценит жизнь, так сурово разбившую ее иллюзии.
Но я должен найти ее в этом мраке!
Не казалось ли вам, что Маня прожила эти годы за хрустальной стеной, как в стихах Тетмайера:
Немногие из нас отрезаны от света
Хрустальной, призрачной, обманчивой стеной.
За нею, как всегда, в могуществе расцвета,
Вскипая, бьется жизнь смывающей волной.
Из-за нее все видно так светло и ясно,
Так четки образы мелькающих людей,
Что мнится, нет ее…
Эти немногие — поэты… Но мы не понимаем их. Они тоскуют об облаке, растаявшем в лазури. Они вдохновляются такими обыкновенными вещами, как закат солнца, лунный свет, аромат цветка. Они замечают вещи, мимо которых мы проходим ежедневно, и говорят нам: «Остановись! Это красота. Преклони пред ней колена».
Эти натуры чужды толпе. И толпа инстинктивно не любит их. Она нормальна. Она жаждет ярма, цепей, долга, рабства. Она требует строго определенных рамок для веры, любви, дружбы. Все, что переходит эти рамки, есть уже вырождение. Самоотвержение и экстаз, яркая страсть, фанатизм в работе, стремление к свободе, героизм — все вырождение! Она враждебно глядит на голову, которая дерзнула подняться над общим уровнем. Бить может, это голова поэта, мыслителя, художника? Все равно! Пригнуть ее пониже! Вырожденцам нет пощады.
И натурам, как Маня, нет иного выхода, как жить за хрустальной стеной. Только там, отгородившись от рынка и улицы, поэт слагает свои стихи, художник обдумывает картины, ученый работает над микроскопом. Пока стена стоит, живы искусство и мысль.
Никого из нас она не знала. Все мы — Нелидов, Ян, вы, я — были созданы ее мечтой.
Но жизнь грубо ворвалась в это царство грезы. Она разрушила стену из хрусталя. И Маня гибнет.
Внутренний голос говорит мне: «Создай ей новую сказку! Силой твоей любви вызови перед нею новый мир. Полный несбыточного. Далекий от возможного».
Венеция? Италия? Искусство?
Если я ошибусь и тут…
Но где же мне найти ее? Где?
Самым красивым цветком в таинственном саду этой души была любовь.
Этот цветок растоптан.
Надо сеять другие. Надо создать новые ценности. В разоренном храме поставить новых богов.
Вы говорите: «Ее миросозерцание ложно. Не в счастии смысл жизни…» Но что такое счастье, Соня? Вы это знаете?
Правда, Маня пошла к нему торным путем.
Это та большая дорога, о которой говорит Ян. Слезами и кровью полита она вся. Вся, до единой песчинки! Долго шли по ней женщины. И не скоро отыщут они новые тропы.
Что дала Мане ее любовь к Нелидову? Слезы, унижения, потерю иллюзий, жажду смерти. Все, что получают женщины, порабощенные страстью. Все, поставившие любовь в центре жизни. Все, отдавшие ей душу… А вы помните завет Яна? Душу свою не отдавайте любви. Как зверь пожирает она ее.
О, я знаю это! Я это знаю хорошо.
Вас поразила попытка Мани покончить с собою?
Почему? Я ждал этого, как неизбежного. Тот, кто создал себе из любви кумира, должен гибнуть от любви. Это жестоко, но логично. Все это звенья одной цепи.
Говорят, она случайно осталась жива. Но я не верю в случай.
Вы видели когда-нибудь деревья, над которыми пронесся ураган? Они стоят, согнувшись, не в силах выпрямить верхушек. И ужасом веет от них.
Душа Мани похожа теперь на эти деревья. Ветки сломаны. Листья опали и умирают на земле.
Но ведь распрямится же она когда-нибудь! И найдет свое счастье!
Не в любви.
В другом.
Когда вернется весна и зазеленеют новые побеги, я дам ей книгу Яна. Хочу, чтоб она искала путь на высокую башню! Хочу, чтоб она взошла на нее.
О, не думайте, что это дастся ей легко! И этот путь, как старые тропы, будет весь залит слезами и кровью. И многие погибнут по дороге к башне.