Ключи счастья. Том 1 - Страница 44

Какое счастье!.. Одни… Маня молча кивает головой. Со вспыхнувшими глазами и светлой улыбкой Нелидов снимает, приветствуя ее, свой английский шлем.

— Какая славная! — шепчет Маня и гладит шею лошади. Та тихонько фыркает и пугливо косится на алую кофточку.

— Вы любите лошадей? — спрашивает Нелидов. Его голос так трепетен. Тон такой странный, как будто он говорит: «Любишь ли ты меня?»

— Безумно! — отвечает Маня. И в голосе ее горит признание.

Он понял. Они молчат, потупившись, растерянные. Глубокий смысл ничтожных слов открыт для обоих. Он силится овладеть собою. Земля словно плывет у него под ногами.

— Быть может… вы хотите прокатиться? — шепчет он пересохшими разом губами.

Она слышит слова… Но что в них? Его голос зовет ее в Неведомое и Неизбежное. На таинственные тропы ее судьбы.

— Да?

Она поднимает ресницы. О, какие глаза! Сколько в них обещаний! И опять они стоят недвижно, потрясенные. Оба бледные и безмолвные. Не понимая, что же наконец надо делать дальше.

Выручает Соня. Она подходит и здоровается с гостем.

— Пойдемте чай пить! Петро возьмет лошадь.

— Pardon… Mademoiselle Ельцова хочет прокатиться. Вера Филипповна ничего не будет иметь против?

— О, конечно… Через час вы вернетесь? Куда же ты, Маня? Надень хоть кофточку… Возьми мой шарф!

Когда шарабан выезжает за ворота усадьбы, под, громкий лай дворовых собак, Соня, стоя на крыльце, глядит вперед. И безотчетная тревога, как мышь, скребет в ее сердце.

Лошадь бежит крупной рысью по знакомой дороге. Степь обняла их зелеными руками, важная и безмолвная. И сомкнула их уста. Ветер дует в горячие лица и крутит пыль по дороге. Они так пристально смотрят каждый в свою душу, что долго не замечают своего молчания.

Шарабан тесен. Они сидят плечом к плечу, нога к ноге. И это прикосновение жжет Нелидова. Сознание туманится. Колено его дрожит. И он боится, что она это почувствует.

«Подожди… Подожди, — говорит ему внутренний голос. — Еще минуту… Когда будем в лесу…»

Лес плывет навстречу. Дубовый, с елью. Черный и прохладный, весь какой-то угрюмый… Лихой Гай. Дорога постепенно спускается в яр. Наконец!

Повинуясь знакомой руке, лошадь идет шагом. С одной стороны лес. С другой — крутая глинистая стена.

Одни…

Со вздохом изнеможения Нелидов оборачивается к Мане. Он берет ее руки в свои. Как больно! Крик замирает на ее губах. А у него перехватило горло. Да и что мог бы он сказать ей? Он никогда не был так безволен, так ничтожен перед своим желанием. Но пусть! За этот миг он готов заплатить жизнью. С ужасом счастья она смотрит в его жестокие глаза. Крик, потрясающий крик радости и боли вырывается у нее внезапно. Она падает на его грудь. Этот порыв решает все за обоих.

Он целует ее молча, жадно, хищно, как дикарь. Грубо и больно, как-то примитивно ласкает ее плечи, грудь, ее колени, одним взмахом своего слепого и могучего желания разрушая все, что разделяло их еще вчера, еще сейчас… Что за дело темной силе, руководящей его поведением, до того, что неделю назад он не знал о существовании этой девушки? Она создана для него. Он это понял с первой минуты. Не для этой ли встречи он жил, как аскет, почти два года? Не для этой ли первой любви он берег свою душу?

Маня ошеломлена, подавлена. Бессильно лежит она головой на его плече, закрыв глаза. Ее руки Упали на колени беспомощные, розовыми ладонями вверх.

Она не этого ждала. Не этого хотела. Она смята этими бурными, грубыми, незнакомыми ей ласками… Что-то бессильно кричит и протестует в ее душе. Разве это нужно? Сейчас? Так скоро…

Он берет ее, как добычу, в охапку и идет в лес. Она. как рабыня, повинуется его желанию.

Она покорна и бесстрастна сама. Ей кажется, что он уничтожить ее хочет в своих объятиях. Что это Даже не любовь, а какая-то слепая ненависть. Но пусть! Если он даже задушит ее, она не двинет пальцем, чтоб помешать ему.

Стемнело…

Он приходит в себя. Молча подает ей руку и ведет на дорогу.

Она ждет… Она трепетно ждет его первых слов. Но молчание длится долго. Так бесконечно долго. И сердце у Мани почти не бьется. Как холодно! Боже, как холодно! Она дрожит.

Вдруг он роняет вожжи и обнимает ее за плечи. «Наконец-то!..» — кричит ее душа. Она прячет лицо на его груди. Горячие слезы ее бегут, как весенний дождь. Крупные такие. У нее нет стыда и раскаяния. В глубокой нежности потонули протесты. Он ей дорог и близок, как будто она знала его десятки лет.

— Marie… Marie… — шепчет он и целует ее горячее лицо, ее мокрые веки. — Простите меня! Я не знаю, как это случилось… Не презирайте меня! Мне стыдно за себя…

— Нет… Нет!.. Молчите! — вырывается у нее горячий крик. И она кладет пальцы на его губы.

Он целует их… Еще… Еще… Бессознательно кусает. Его кровь еще бурлит. Он не насытил своего мучительного желания. Ах, если б презреть все! И еще один час пробыть вдвоем. Но уже ночь плывет. Их ждут.

Он берет ее голову в обе руки и целует ее губы. Кусает их больно, так что кровь выступает на них. И Маня вскрикивает с мученьем.

— Ах, простите! Я теряю голову.

— Ничего… Это ничего! — коротко говорит она. И гладит его по руке. А в глазах ее дрожат слезы. У ворот усадьбы шарабан останавливается. Нелидов молча, как-то поспешно целует руку Мани.

Он угас совсем. Он холоден. Он даже не обещает вернуться завтра.

Она долго слушает стук колес по дороге…

Конечно, это хорошо, что он уехал. Разве возможно после таких минут ужинать, вести банальные разговоры? Если б только одно ласковое слово! И не это чуждое вы… Если б один только робкий поцелуй… Нежный… как целовали ее Штейнбах и Ян.