Ключи счастья. Том 1 - Страница 45

Белая фигура Сони выплывает внезапно из тьмы.

— Маня… Ты? А мы-то ждем. Ты никак… О чем ты плачешь? Милая…

Обхватив шею подруги, Маня рыдает на ее груди. Рыдает так страстно, как богач, которого ограбили в сладком сне. И который проснулся нищим.

— Маня, — ночью говорит Соня, подымаясь на постели. — Ты плачешь опять? Не притворяйся! Почему ты не хочешь открыть мне свою душу?

Босиком она переходит комнату, откидывает простыню и ложится рядом.

Тело Мани до сих пор горит, как в лихорадке. И болит. Но душа ее болит еще сильнее. Смятение гонит сон, хотя она так измучена. Так жаждет покоя…

С благодарностью она обвивает рукой шею Сони, прижимается к ее лицу и плачет громко. С наслаждением плачет. И теперь ей легче.

— Манечка… Что было между вами? Скажи… Скажи…

— Все, Соня!.. Все…

Соня понимает не сразу. Слишком ясна ее собственная душа.

Вдруг она инстинктивно отодвигается. Между ними стоит стена. Выше каменных стен. И теперь уже трудно слиться душой.

— Маня… Как это случилось? Так скоро?

— Он меня не спрашивал… Он взял меня, как свою собственность…

— Это ужасно… Постой! Дай мне опомниться… И ты не возмутилась?

— Я? Как я могла возмутиться? Значит, так надо…

— Ах, Маня, Маня! Неужели я в тебе обманулась? У тебя нет гордости!

— Должно быть, ее не бывает, когда любишь.

— Постой! Теперь я догадываюсь, о чем ты плакала. Помнишь, у Надсона? «Только утро любви хорошо…» У вас его не было. Правда?

— Не было, — звучит в ответ.

Этот голос так странен, так жалок… Точно раздвинулась высокая стена между ними. И Соня видит одинокую, непонятую душу женщины.

— Как жаль! Что может быть лучше поэзии первого сближения? Тут что-то обидное. Прости, Манечка. Но ведь все-таки по-своему он тебя любит?

— Нет… Соня… Нет!

Режущий душу, покорный и жалкий голос бросает Соню в холод.

— Как нет? Бог с тобой! Что ты говоришь? Разве… разве это делается без любви?

— Он меня не любит, Соня. Я это знаю. Я это чувствую. Я не умею… Не могу тебе всего объяснить… Но я знаю.

Долгая пауза. Маня глубоко и редко всхлипывает, как много плакавшее, обиженное дитя.

— Как странно! — говорит Соня шепотом. — Я думала, что ты счастлива!

Маня быстро садится на постели.

— О, да… да… Нет женщины счастливее меня, Соня! Не жалей. И не удивляйся! Объяснить это невозможно. Видишь ли? Я ничего… ничего не понимала до встречи с ним. Я не жила. Жило и наслаждалось мое тело, мои нервы, моя кровь. Но душа молчала. Как молчит цветок. А нынче… Когда он обернулся ко мне и взял мои руки… Ах!.. Мне казалось, что я умираю. Соня, Соня… Отчего у меня нет слов? Нет красок? Были минуты, когда мне казалось, что я сильнее его… что это мое маленькое дитя. Моя душа звучала, Соня… Ах? Все это не так вышло, как я мечтала. У меня были такие светлые мечты. Но. если ему нужно мое тело, пусть берет! Мне ничего не надо самой. Я думала только о нем. За его наслаждение я готова даже умереть.

— Ничего не понимаю! — с безнадежным жестом срывается у Сони. — О чем же ты плачешь опять?

— Оттого, что я люблю одна. Люблю его душу. Люблю его радость. А он любит только мое тело…

— Почему ж ты это знаешь? — допытывается с темной тревогой Соня.

Маня смолкает, спрятав лицо в подушку.

— А Штейнбах? — слышится через минуту робкий шепот.

Плечи Мани вздрагивают. Но она молчит.

— Ради Христа, ответь, Манечка!

— Соня! Мне тяжело вспоминать… Я хотела бы вычеркнуть его из моей жизни.

— Это ужасно!

После долгой паузы Соня настойчиво спрашивает:

— А Штейнбах любил тебя?

— Да… О, да… — словно вспомнив что-то, шепчет Маня тихо и нежно. — Он меня любил…

Через час они еще не спят. Обе взволнованные, обе разбитые.

Вдруг Соня, как бы продолжая разговор, спрашивает, глядя перед собой с сдвинутыми бровями:

— Маня… Скажи мне… Как ты узнала, что он тебя не любит?

И в ответ слышит загадочные слова:

— Я это поняла потом…

Утром Соня пытливо, с новым чувством отчуждения и зависти, вглядывается в черты подруги.

— Когда он придет, Маня?

— Не знаю… Я не спрашивала. Он не говорил.

С утра идет дождь. Девушки сидят наверху, в светелке. Маня бледна, но кажется спокойной. Соня Волна необъяснимой тревоги. — Маня… Он обещал на тебе жениться?

Маня оборачивается и глядит большими глазами. Соня внезапно выходит из себя.

— Ну, что ты смотришь? Что я сказала диковинное? Конечно, всякий порядочный человек в таких случаях женится.

— Я никогда не выйду замуж, — отвечает Маня.

— Ну, это дело твоих взглядов, конечно. Но он-то должен сделать предложение. Он-то не отрицает обряды. Напротив… Это религиозная натура.

— Ах, замолчи, Соня! Ради Бога! Не все ли равно? Я хочу только видеть его всегда. Мне хотелось бы быть его рабой… вещью, которой он касается руками. Я прислуге его завидую… его лошади… подушке его, на которой он спит. Соня… Он такой молодой еще, Соня И я молода. Мы с ним пара. Он зовет меня «Мари»… — задумчиво шепчет она. И нежно улыбается своим видениям.

Соня сбита с толку.

— Однако… что же из этого всего выйдет? Если бы хотя он любил тебя, Штейнбах…

Маня делает великолепный жест презрения.

— Если бы Штейнбах положил к моим ногам царство и пламенную любовь свою, а Нелидов обещал бы мне только нужду и унижения…

— Ты пошла бы за Нелидовым? — вскрикивает Сеня.

— О, да… О, конечно! Соня стоит растерянная.

Какая тайна жизнь! Какая тайна душа Мани! Темный колодец. Она не видит дна.