Ключи счастья. Том 1 - Страница 67

Штейнбах молчит.

— Что вы думаете? Марк… Почему вы молчите?

Она робко кладет пальцы на его рукав. Он тихонько завладевает ее рукой. И целует ее пальцы один за другим, медленно и сладострастно вдыхая в себя запах ее тела.

Она начинает дрожать.

— Марк… умоляю вас… Если вы меня любите, Уйдите! Забудьте обо мне! Нам тесно втроем на свете, Марк! Поймите! Я между вами двумя страдаю невыносимо. Я себя не понимаю. Вчера я забыла о вас. Вы для меня не существовали нынче. Сейчас, когда вы вошли, я вас ненавидела. Теперь…

Он перевертывает ее руку и целует ее ладонь.

— Не могу! Уйдите! — говорит она, задыхаясь. — Я не знаю, что в вас тянет меня к вам… неодолимо. Уйдите! Я не могу… Я вся дрожу… Но я вас не люблю. И вы это знаете…

— Это все равно, Маня. Теперь это все равно.

— Оставьте мою руку! Постойте! Вы уедете? Да? Вы благородный, Марк… Великодушный. Вы уедете! Иначе все погибнет. Я не могу больше жить между вами двумя…

— Вы отдались ему? — чуть слышно спрашивает он.

— Да… да… да…

Она вырывает руки и прячет в них лицо. Плечи ее согнулись, как будто она хочет исчезнуть. Уши и край щеки горят.

Вдруг она чувствует, что рука его коснулась ее волос. Мягко гладит ее голову.

— Я разгадал вашу тайну давно. Из первых слов Сони, когда вернулся. Из ее растерянного лица. Из вашей беспощадной жестокости в тот вечер…

— Вы? Вы угадали? — Она глядит на него большими глазами. — Почему же тогда…

Он тихо смеется.

— Неужели это могло изменить мое чувство к вам? Разве вы не остались тою же? И разве есть такая сила в мире, которая могла бы стереть прошедшее?

— Я поставила на нем крест. Да, да… Клянусь вам, Марк! Между нами все кончено теперь. После того, что я пережила с другим… Нет, я не скажу больше ничего! Не глядите на меня… Ничего не скажу. Но я уже не буду мечтать о вас теперь, как мечтала раньше. Я счастлива… И вы должны уйти, Марк. Вам больше нет места в моей жизни.

Он выпускает ее руку и остается неподвижен.

Его плечи сгорбились. Голова опущена на грудь. Веки полузакрыты.

«Совсем Гейне», — думает она.

Но ей не жаль его. Нет. Она видит его уши, веки. Она совсем его не любит.

— Хорошо, — говорит он тихо, не глядя на нее и не меняя позы. — Я подчинюсь. Я исчезну…

— Марк!

Растроганная, она кладет руку на его плечо. Он поднимает голову и смотрит ей прямо в глаза.

— Но вы дадите мне слово, что… если он отречется от вас, вы позовете меня.

— Он? Отречется? За что?

— Мы часто отвечаем за чужие грехи. В Писании сказано: «Кровь Его на нас и на детях наших до седьмого колена!..»

Звуки смолкли. Но она долго еще слушает. Душой слушает эти загадочные слова. Полуоткрыв рот, расширив глаза. Как бы вникая в их темный смысл.

Вдруг струя холода бежит по ее телу.

— Марк… — слабо лепечет она.

— Маня… Дитя мое… Вы сейчас слышали шаги судьбы. Судьбы неизбежной и одинаковой для нас обоих. Пусть вы любите не меня! Оставьте мне маленький уголок в вашей жизни! Не будьте так жестоки. Вы богачка. Вас просит нищий. Я бросаю мою любовь вам под ноги. Топчите ее, если нельзя иначе. Но не отрекайтесь от меня!

Она встает, полная тоски и тревоги.

Звуки гонга разносятся по парку. Обед ждет.

Он медленно идет за нею по аллее.

Вдруг Маня останавливается. Вдали, в конце аллеи, она видит Нелидова. Правда, на одно мгновение. Видит его жест изумления, надменное выражение, тесно сжатые губы… Он шел к ней…

Теперь все кончено. Исчез.

Она кричит, как раненое животное, и бежит вперед.

На террасу Штейнбах входит медленно, задумчивый, подавленный. И взгляд его падает на Нелидова. Наконец!

Нелидов говорит с дядюшкой. Но тут он мгновенно теряет самообладание. Он бледнеет так сильно, что Дядюшка оглядывается.

— Вы незнакомы, господа? — спрашивает он, поднимая брови.

— Мы встречались, — холодно говорит Штейнбах, кланяясь издали и слегка приподнимая панаму.

Нелидов надменно кивает головой, не трогаясь с места.

Дядюшка улыбается. «Красивый момент. Ей-Богу!»

О, какой кошмар этот день!

Нелидов за обедом сидит рядом с Катей Лизогуб. Он пьет… Да… В первый раз. Ему больно… Слезы подступают к горлу Мани. Как уверить его в том, что она не… Ах! Все равно. Он не поверит. А говорить все — еще страшнее.

Он не глядит на Маню. Весь поглощен хорошенькой соседкой. И худощавые скулы его пылают.

Но Маня не ревнует. Ей так жаль его! Так жаль… Урвать бы минутку… Выпросить прощение…

Он не должен так уехать… Когда еще они свидятся? И где?

Она ничего не ест, не пьет, не замечает взглядов Штейнбаха, шуток дядюшки.

Когда кончается этот ужасный обед, она бежит в светелку, и, как раздавленная, падает на постель.

Вдруг звучат шаги. Входит Соня.

— Ты здесь? Плачешь? Нет? Пойдем скорее на террасу… Послушай, как они спорят!

— Кто?

— Твой Нелидов с Штейнбахлм. Так и сцепились! Точно враги. Даже жутко на них смотреть. А спор интересный. И знаешь, о чем? О вырождении. Постой! Куда ты? Причешись, по крайней мере! На кого ты похожа! И все лицо распухло. Нет… Тебе нельзя идти…

— Все равно… Все равно… Пойдем…

— Чего ты испугалась? Воображаешь, что они в самом деле подерутся? Оба корректны и сдержанны. Только слишком ядовиты. А потом глаза. Ей-Богу, у меня такое впечатление, что все догадались. Умойся, Маня! На что похож твой нос?

— Ах! Мне все равно! — с отчаянием говорит она. Соне жаль ее. Она берет ее под руку.

Вот они сидят, разделенные длинным чайным столом, окруженные большим и равнодушным обществом. Но взгляды их скрещиваются, как шпаги на поединке. И горят непримиримой ненавистью.